Земля бизонов - Страница 56


К оглавлению

56

— Ингрид как-то мне объяснила, что люди перестали быть животными с той самой минуты, когда научились общаться, — сказал он. — А свист — просто еще один способ общения.

Пока они тренировались, подшучивая над неспособностью Шеэтты сунуть пальцы в рот и дунуть с достаточной силой, чтобы произвести хоть какой-то звук, они потихоньку восстанавливали силы, а неугомонная девочка с большими черными глазами и длинными косичками их кормила и оберегала. На утро третьего дня она прибежала уже без привычной улыбки.

— Команчи! — воскликнула она, махнув в сторону горизонта. — Команчи без тени!

Мужчины как по команде вскочили на ноги и уставились в ту точку, куда она указывала. И действительно, в небо поднимались два столба черного дыма.

— Что это значит? — спросил ошеломленный Сильвестре Андухар.

— Только то, что сюда пожаловали команчи, — ответил Шеэтта, и лицо его помрачнело.

— Хочешь сказать, настоящие команчи — не те, которых вы изображали?

Навахо молча пожал плечами — должно быть, он и впрямь был обеспокоен. Наконец он ответил:

— Думаю, либо кто-то увидел наш сигнал и передал его дальше по цепочке — что, на мой взгляд, не слишком логично, ведь с тех пор прошло уже четыре дня. Либо сюда и впрямь заявились проклятые команчи, они ведь время от времени совершают сюда набеги. Либо, что кажется мне наиболее вероятным, какой-то отряд воинов, бродящий поблизости, увидел наш сигнал, принял его за сигнал настоящих команчей и решил к ним примкнуть, что и дает теперь понять своим дымом.

Тщательно обдумав слова навахо, Сьенфуэгос удрученно произнес:

— Итак, в двух случаях из трех нас поимеют еще более жестокие дикари, чем предыдущие. — Он непристойно выругался и добавил: — Ну что ж, похоже, судьба не оставила нам выбора, а потому мне хотелось бы знать: если мы спрячемся здесь, какова вероятность, что они нас найдут?

Когда андалузец перевел его слова, Шеэтта кивком указал на их следы, четко виднеющиеся на песке.

— Ветра нет, а значит, не стоит надеяться, что песок заметет наши следы. Как только команчи их обнаружат, они тут же нас догонят, они ведь знают пустыню, как никто другой, и понимают, что легче всего захватить нас именно здесь, между горами и лесом.

— В таком случае, что ты предлагаешь? — спросил Андухар.

— А что я могу предложить? — удивился тот. — То же, что и всегда: бежать без оглядки.

— И когда же мы наконец остановимся?

— Да пес его знает!


21  


Команчи без тени стяжали заслуженную славу самого жестокого, беспощадного и кровожадного народа и при этом слыли превосходными следопытами и неутомимыми бегунами.

Команчи являли собой своеобразную ветвь, отделившуюся от мощного ствола шошонов, живущих на территории нынешнего штата Вайоминг. Как правило, они кочевали по территории, ограниченной с одной стороны предгорьями снежных Скалистых гор, а с другой стороны — южными пустынями. При этом они нигде не задерживаясь надолго, учитывая, что жили они в основном охотой или грабежами.

Кроме того, не чуждались они и работорговли, что позволило создать своего рода империю страха на обширных подвластных им территориях. Империю, с которой практически невозможно было бороться.

Частенько несколько племен, время от времени страдавших от набегов, объединялись в отчаянной попытке наказать наглецов, но каждый раз их ждал неприятный сюрприз: сколько бы они ни искали команчей, они никогда не могли их найти.

Как гласила древняя легенда апачей, команчи без тени заключили договор с дьяволом — или как его принято называть в этих местах — и он наделил их способностью на некоторое время становиться невидимыми.

Они и впрямь были настолько неуловимы, что даже не оставляли после себя следов.

Проворные и хитрые, они бесшумно и внезапно набрасывались на своих жертв, подобно дьявольским осам-наездникам, любая из которых способна справиться с тарантулом в десять раз крупнее себя, вонзая ему в спину острое жало и впрыскивая парализующий яд, после чего ужаленный тарантул остается живым несколько месяцев, но не может даже пошевелиться.

После этого оса откладывает яйца в тело жертвы и затаскивает ее в норку, а вход тщательно засыпает песком. Когда из яйца вылупляется личинка, она начинает питаться живой плотью тарантула, пока не пожрет его целиком. К тому времени из личинки успевает развиться взрослая оса. Тогда она покидает нору, отправляется на поиски самца, спаривается с ним и начинает новую охоту.

Мало кто сочувствует тарантулам, но еще больше жители североамериканских пустынь ненавидели гнусных ос-наездников, считая их воплощением зла, хуже которого могли быть только свирепые команчи, а потому методично стремились уничтожать их везде и всюду.

А потому неудивительно, что Шеэтта пришел в такой ужас при одной мысли о том, что его дочь может попасть в руки мерзких изуверов — ходили слухи, будто они занимаются извращениями с женщинами из других племен, причем с нечеловеческой жестокостью.

Он не сомневался, что точно так же они насилуют и пленников-мужчин, причем не ради удовольствия, а чтобы унизить и навсегда лишить статуса настоящего мужчины и воина.

Всякий раз, когда Сильвестре Андухар пытался успокоить навахо, объясняя ему, что команчи совсем не обязательно начнут их искать, да и вообще, они еще очень далеко, индеец твердил одно и то же:

— Команчи без тени всегда слишком близко. Только когда ты это понимаешь, становится уже слишком поздно. Бежим!

И они бросились бежать.

56